| Статья написана 15 марта 2019 г. 21:36 |
Е.А. Погорелая. «Тобол» vs «Игра престолов». Когнитивная метафорика современного исторического романа // Вопросы литературы, 2018, №6, с. 34-49. цитата В статье идет речь о трансформации жанра исторического романа применительно к современности. В последние годы исторический роман становится все более метафоричен, если не сказать фантазиен. Автор статьи исследует метафорику саги Мартина и двухтомника Иванова «Тобол», выявляя их общие признаки, способные повлиять на дальнейшее развитие исторического романного жанра. Ключевые слова: А. Иванов, Дж. Р. Р. Мартин, исторический роман, фэнтези, роман-метафора с. 35: цитата Как известно, лучшее определение "Тоболу" А. Иванова дал сам А. Иванов, сравнив двухтомник с пятикнижием Дж. Мартина и заметив, что «"Тобол" и "Игра престолов" созданы по одной и той же культурной технологии: это произведения постмодерна в его "демократичнском", игровом изводе» [ Пульсон Клариса. Полцарства за Тобол. Алексей Иванов написал русский роман по технологии "Игры престолов"// Российская газета, 2018, №61 (7524) от 22 февраля]. С тех пор Иванова и Мартина не сравнивал только ленивый. c. 35: цитата Есть и еще одна «общая точка», объединяющая культовый цикл Дж. Мартина с гораздо менее культовым, но безукоризненно сделанным ивановским «Тоболом». Оба они, рассказывая как будто бы о далеком, а то и вовсе фантастическом Средневековье <...>, рассказывают одновременно и о сегодняшнем дне. с. 46: цитата По Иванову, Тобол есть ключ к пониманию России. Более, чем география, тут важна фонетика: «Тобол» — это и пространство, и эхо освоения Сибири, в передаче Иванова выглядящее как колонизаторство... «То — бол» слышится как «то — боль»; «Боль! Боль! Боль!» — выкрикивают пленные остячки Айкони и Хомани в момент окончательного крушения надежд, сломленные своими «колонизаторами». Сибирь — боль России, история Тобола — напоминание о ней. Таким образом, не проводя с современностью паралеллей сюжетных, Иванов настойчиво облекает её в метафоры — пусть не буквальные, но узнаваемые и "познавательные". По-видимому, это путь романа-метафоры, для современной культуры проложенный Дж. Мартином, в русской литературе ещё только-только начинает своё движение, но в его перспективности уже можно не сомневаться. 
Погорелая Елена Алексеевна — кандидат филологических наук, Российский государственный гуманитарный университет, литературный критик, редактор отдела современной литературы журнала «Вопросы литературы».
|
| | |
| Статья написана 24 декабря 2018 г. 18:48 |
Виталий Каплан. Роман Алексея Иванова «Пищеблок». О пище, вкусной и полезной Сетевая публикация (16 декабря 2018 г.): https://krupaspb.ru/zhurnal-piterbook/ret... 
Алексей Иванов. Пищеблок. М.: АСТ. Редакция Елены Шубиной, 2018. Прочитал недавно «Пищеблок» Алексея Иванова. Книга мощная и серьёзная, несмотря на то, что это хоррор, литература ужасов, то есть в представлении многих — попса и ширпотреб. Действие романа происходит летом 1980 года в пионерлагере «Буревестник» под Куйбышевом (ныне — Самара). Обычный вроде бы лагерь — как говорится, «средней паршивости». Обычные дети, обычные вожатые. Но эта внешняя сторона жизни имеет мрачную изнанку — в «Буревестнике» завелись вампиры, сосущие по ночам детскую и вожатскую кровь. Причем «вампирская составляющая» здесь не декоративна, на ней выстроен стержень сюжета. Есть двое главных героев, 12-летний пионер Валерка и 20-летний вожатый Игорь, которые не щадя живота своего сражаются с вампирами. Не знаю, закладывал ли Иванов эту аллюзию сознательно, но пара Валерка-Игорь очень напоминает пару Бен Мирс и Марк Петри из «Салимова удела» Стивена Кинга. То есть не супермены, не крутые мачо, не обладающие никакими особыми способностями, ничем вроде бы не выделяющиеся из общей массы... за исключением одного: они не могут мириться со злом. Не с любым — социальное зло герои Иванова вполне готовы терпеть, тут их стратегия — не кидаться с кулаками на танк, а уклониться, чтобы не вляпаться. Однако помимо зла социального бывает и зло инфернальное — и вот тут вроде бы вполне конформные мальчик и юноша оказываются несгибаемыми. Понятно, что Иванов писатель серьёзный, ему есть о чем сказать «городу и миру», его использование вампирской тематики — не дань вампирской моде (которой особо-то в отечественной литературе и нет) и уж тем более не попытка срубить большие тиражи, обращаясь к массовой аудитории. Вампиры в «Пищеблоке» — это, конечно, метафора. А вот метафора чего, давайте разберёмся. Итак, советский пионерлагерь. Жизнь, выписанная, что называется, крупными мазками, ярко, сочно, энергично — и без каких-либо идеологических или эстетических фильтров. Абсолютно достоверно показаны дети и взрослые, точнейшим образом воспроизведены детали быта, детский фольклор и жаргон, эротические похождения вожатых, пофигизм начальника лагеря, алкоголизм врача. Всё так и было — подтверждаю своим опытом и детским (в пионерлагеря ездил с 1974 по 1978 годы), и взрослым (работал вожатым с 1985 по 1987). Кое-где, конечно, присутствуют региональные особенности, но это естественно. В «Пищеблоке» мы видим жизнь такой, какой она действительно была — ну или, скажем, такой, какой она запомнилась нашему поколению, плюс-минус пятидесятилетним. Ни один из писателей, работавших в детской литературе, так советский пионерлагерь не показывал — даже Владислав Крапивин, у которого, при всем моем нежно-трепетном отношении к его творчеству, в изображении детской жизни всё же присутствуют определённые фильтры. Причём, важно заметить, у Иванова нет никакой чернухи, он показывает именно что обыденную жизнь, обыденный контингент детей — среди которых есть и утонченно-интеллигентные дети, и дворовые пацаны с криминальными замашками, и пофигисты, и «идейные», и приспособленцы. Ровно то же можно сказать и про его героев-взрослых. Не святые, не монстры. Люди как люди. Но эти люди как люди, и дети, и взрослые, живут в режиме постоянной имитации Большого и Светлого — то есть изображают из себя правильных пионеров, правильных комсомольцев, стоят на линейках, поднимают знамя, проводят смотры строя и песни, орут речёвки, занимаются «общественной работой». Большинство из них если и не понимает мозгами, то ощущает печёнкой всю бессмысленность, всю пустоту такой игры в идеальных советских людей. Как замечает одна из героинь, председатель пионерского отряда Анастасийка: «Так положено! Ты что, обиделся? Маленький, что ли? Это же всё как бы понарошку! Разные там пионерские собрания, флаги, звёздочки, галстуки — они все понарошку!» Впрочем, «понарошку» имеет железную силу, и сила эта воплощена в фигуре старшей вожатой Свистуновой, Свистухи, как за глаза называют её в лагере. Свистунова — опытный демагог, цинично выстраивающая карьеру (из текста неясно, то ли по комсомольской, то ли по педагогической линии), безжалостная к людям, но прекрасно умеющая обосновать свою безжалостность идеологическими доводами. И вот эта жизнь, состоящая из слившихся до степени неразличения правды и «понарошку», имеет другое измерение: там водятся вампиры. Причём вампиры не какие-то условно-символические, а самая настоящая инфернальная нечисть: они боятся святой воды, боятся креста, не могут войти даже в развалины православного храма. Собственно говоря, настоящий вампир, вампир-Мастер, если использовать жанровую терминологию, там только один. В романе он называется «тёмный стратилат». Все остальные «пиявцы», сосущие кровь, — его безвольные рабы, существа несчастные и обреченные. Именно с этим монстром — и кстати, ради спасения пиявцев! — и вступают в борьбу Валерка с Игорем. Тут-то и оказывается, что вампиры (то есть зло инфернальное) прекрасно вписаны в социум, что у социума нет абсолютно никаких механизмов защиты от них. Причем для своей «социализации» они умело используют то самое «понарошку», ту идеологическую трескотню, которая неотделима от жизни советского общества. Да, вампиры умеют устраиваться, умеют притворяться, умеют манипулировать людьми — причём даже без использования каких-то специфических вампирских возможностей. Хватает и админресурса. Теперь, надеюсь, суть метафоры понятна? Не о вампирах это, конечно, а о беспринципных и бесчеловечных «хозяевах жизни», людях, которые становятся властной элитой, которые абсолютно эгоистичны и воспринимают социум как свою кормовую базу («Пищеблок» в названии романа — это не столовая в лагере, это сам лагерь, используемый в качестве кормушки для тёмного стратилата). Это о людях, которые вызрели внутри разлагающейся советской системы, вписались в её структуры, а потом «перестроились», конвертировали власть в собственность и до сих пор, явно или втёмную, управляют нами. Вся Россия... нет, не палата номер шесть, а пищеблок. Но это ещё не все грани метафоры Иванова. Если вампиры — зло инфернального происхождения, боящиеся креста и святой воды, то те, кого они олицетворяют, они какого происхождения? Да, конечно, обычные люди, из плоти и крови... но не стоит ли за ними, не живёт ли в их душах действительно инфернальная сила? Сила, для которой они — всего лишь средство, всего лишь несчастные «пиявцы», конец которых будет ужасен? И если дальше разворачивать метафору — то с чем именно следует бороться неравнодушным людям? С «вампирами века сего», то есть с эгоистической властной элитой? Или все же с тем злом, у которого они на подхвате? Валерка с Игорем вовремя сообразили, что сражаться надо не с пиявками, а с их хозяином. А понимаем ли это мы? Воспринимаем ли всерьёз слова апостола Павла «потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных» (Еф. 6:12). (c) PiterBook 
Виталий Каплан — редактор раздела Культура православного журнала Фома.
|
| | |
| Статья написана 27 ноября 2018 г. 17:02 |
Сергей Ильченко. На изломе времени. Что не так с сериалом «Ненастье» // Санкт-Петербургские ведомости, 2018, №221 от 27 ноября, с. 3. На канале «Россия-1» состоялась премьера сериала Сергея Урсуляка «Ненастье» по мотивам одноименного романа Алексея Иванова. Судя по всему, руководство компании ВГТРК сделало ставку на этот проект в нынешнем сезоне, предприняв попытку возбуждения общественной дискуссии вокруг сериала на тему «лихих 90-х». Странно, что полемика не вспыхнула вокруг самой книги, тогда как работа именитого мастера экранизаций, за плечами которого «Ликвидация» и «Тихий Дон», вряд ли выдерживает звание «большого события». В сериале явны расхождения не только с сюжетом романа, но и с его смыслом. Впрочем, авторы сериала всегда могут защитить свой творческий подход к искажению литературной первоосновы титрами — «по мотивам». И тогда хочется снова взять в руки текст. Такое желание появилось и после просмотра нынешней премьеры. Постоянно возникало сомнение: а ту ли книгу я читал некоторое время назад? Сомнения разрешил титр, указывающий на авторов сценария, где в компании со штатным сценаристом «сериального мыла» на телеканале Ильей Тилькиным я увидел фамилию автора романа. Последний, однако, признавался, что не очень вмешивался в ход сочинения сценария. Вот и получилось вместо горестного исповедального текста о том, как простой работяга не совладал со временем, с окружающей его постсоветской реальностью и задумал побег в далекую Индию его мечты, растянутое на 11 серий мелодраматически-авантюрное зрелище с героем — абсолютной размазней. Роль бывшего «афганца» Германа Неволина по прозвищу Немец режиссер доверил фавориту нынешней критики Александру Яценко. Увы! Глядя на него, невозможно понять, каким образом такой рохля не только решился на ограбление инкассаторской машины, но и вообще воевал в Афганистане? Крупные планы актера не спасают плохо мотивированный образ. К тому же режиссер так лихо обращается с датами, что не успеваешь просто переключиться и понять: это воспоминания или актуальный главный сюжет, разворачивающийся в декабре 1999 года. А финал, как нетрудно догадаться, происходит как раз 31 декабря того же года — на фоне выступления главы государства, покидающего свой пост. Замысел в сериале прочерчен отчетливо и настойчиво: речь идет о тех самых 1990-х. Не знающим подробностей того периода нашей жизни ничего не говорят ни даты, ни даже подробности быта. А споры «афганцев» о том, будет ли через двадцать лет в Саранске чемпионат мира по футболу, на мой взгляд, выглядят на экране творческой пошлостью. Зато во весь рост встал в фильме коллективный портрет так называемого афганского братства, членов которого Урсуляк и превратил в главных персонажей собственной версии романа. В этой версии война в Афганистане стала едва ли не самым «настоящим» периодом жизни большинства героев. А 1990-е якобы превратились в некий морок, пелену, о которой и вспоминать неловко и стыдно. Вот и весь сказ по Урсуляку. И в этой системе сюжетных координат абсолютно теряется главный герой — Немец. Книга ведь недаром была названа «Ненастье». Это не только название дачного поселка. Ненастье — это состояние души героя, которому очень неуютно в современной жизни, не говоря уже о воспоминаниях прошлого, которые в тексте скорее обозначены, чем показаны. Вот и получается в сериале все наоборот: прошлое стало главным, отодвинув в сторону столь выигрышную для сериала тему авантюры Немца. К счастью, в сериале есть более сильные и выразительные персонажи — это глава афганцев Сергей Лихолетов (Александр Горбатов) и Виктор Басунов (Александр Голубев), фактически превратившийся в наемного убийцу. Горбатов сыграл то, что недоиграл Яценко, — драму человека, которого раздавило время. Голубев, похоже, плотно оседлавший тему охранников, готовых на все (это после Алеши Карамазова!), явил нам трансформацию «афганца» в элементарного бандита без стыда и совести. Именно такие, судя по сериалу, и выдержали тот самый излом времени, который случился с нами и со страной в те самые 1990-е. А что же Немец? Странная и невнятная история его любовных метаний и страданий по поводу жены и необходимой ей операции никак не помогает понять мотивы его действий и поступков, включая роковой грабеж. Впрочем, и сама актриса Татьяна Лялина никоим образом не смогла выручить партнера, так и оставшись персонажем-загадкой со слабо мотивированными поступками, под стать влюбленному в нее Герману. Вот и ходит по экрану пара чудиков, существующих вроде бы вне быта и вне времени. Ровно 20 лет назад Сергей Урсуляк снял замечательный фильм «Сочинение ко Дню Победы» в жанре реалистичной фантазии. В нем зрители увидели те самые 1990-е «как бы» из будущего, как некую иллюстрацию сочинения девочки-школьницы на заданную тему. Сейчас мы увидели в «Ненастье» совсем другую историю про те же самые годы — некий миф, телелегенду, киносказку про «афганцев» и их близких. Но никак не попытку разобраться в том, почему же наступило это душевное ненастье и кто стал его жертвой, а кто выиграл у суровой действительности поединок за место под солнцем. Тэги: сериал, рецензия, телевидение (с) Санкт-Петербургские ведомости Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» под заголовком «На изломе времени».
|
| | |
| | |
| Статья написана 4 июля 2018 г. 20:03 |
Две весьма примечательных публикации: Анна Жучкова. Геймер Ренессанса // Октябрь, 2018, №5, с. 178-182. О романе Алексея Иванова "Тобол". Юлия Щербинина. Шкатулка с секретом // Октябрь, 2018, №5, с. 189-192. О романе Владимира Данихнова "Тварь размером с колесо обозрения". Анна Владимировна Жучкова (Хлыстова) — кандидат филологических наук, доцент кафедры русской и зарубежной литературы, Российский университет дружбы народов, Москва. Юлия Владимировна Щербинина — доктор педагогических наук, , доцент Московского педагогического государственного университета.
|
|
|
облако тэгов
